Мировой кризис неолиберализма развивается почти в полном соответствии с алармистскими предсказаниями радикальных критиков капитализма, которые годами пророчили, что казавшийся незыблемым порядок однажды рухнет. Единственное, но важное несоответствие наших прогнозов происходящему – это скорость, темп. «Катастрофа» должна происходить почти мгновенно, не оставляя ни секунды на размышления. А коллапс неолиберального капитализма, словно в замедленной съемке, уже растянулся на десятилетие. Ужасный конец наступил в формате ужаса без конца.
Главная причина этого неестественно затянутого финала эпохи – в фактическом отсутствии альтернатив. Нет ни общественного проекта (если не считать таковым кровавую утопию запрещенного в России ИГИЛ), ни мощного антисистемного движения, опирающегося на обширную социальную базу, ни «контрэлиты» – нет никого, кто мог бы поднять с пола скипетр и державу, уже выпавшие из рук неолиберальных вождей. И только поэтому кризис обостряется, а перемены не происходят. Но так не может продолжаться вечно.
В Евангелии от Матфея рассказывается о признаках последних времен. Иисус говорит ученикам, что войны, когда «восстанет народ на народ и царство на царство», а также голод, болезни и землетрясения – это лишь «начало болезней». Приближение же настоящего второго пришествия можно узнать, увидев вокруг себя «мерзость запустения». Тогда пора обратиться в бегство («Молитесь, чтобы не случилось ваше бегство зимою или в субботу!»).
В наступающем 2019 году мерзости запустения может сильно прибавиться. Фундаментальные причины кризиса, начавшегося в 2008 году, никуда не делись. Масштабы накопленного за 40 лет неравенства таковы, что все общественное богатство сконцентрировано на одном социальном полюсе. В итоге, быстро беднеющее большинство не может быть полноценным кейнсианским потребителем, разгоняя машину капиталистической экономики, а невероятно богатое меньшинство, сконцентрировавшее в своих руках все ресурсы, не имеет возможности ими производительно распорядиться: любые инвестиции обречены в силу отсутствия спроса. Все действия национальных правительств и международных финансовых организаций на протяжении десятилетия были паллиативами, не решающими реально стоящих проблем, а лишь откладывающими их на потом.
Похоже, что отвоеванная таким образом отсрочка близка к своему завершению, и глобальный капитализм может сорваться в крутое пике нового экономического кризиса. Рождественская лихорадка на американском фондовом рынке (а минувшая неделя оказалась худшей аж с 1931 года), кажется, подтверждает этот прогноз. Но, как говорил Иисус, «о дне же том и часе никто не знает, ни Ангелы небесные, но только Отец мой один».
Как бы ни рухнули биржевые котировки, это будет определять лишь темпы коллапса экономики глобального неолиберализма, которая уже в любом случае мертва. Начавшиеся торговые войны будут в новом году придавать динамизма развитию кризиса, ставя в повестку дня большие войны, которые сопровождали все подобные кризисы капиталистической мир-системы в прошлом.
Единственный процесс, который может уравновесить или даже нивелировать (а, с другой стороны, может и ускорить) милитаризацию международной жизни в 2019 году — процесс политического кризиса неолиберальных систем. Этот процесс начался не вчера, и уже прошел несколько стадий. На рубеже нового столетия протест против противоречий неолиберальной глобализации аккумулировался в аморфном движении «антиглобалистов», которые ставили перед собой утопические цели и оказались неспособны создать собственный политический инструментарий. Это позволило конфликтующим фракциям истеблишмента использовать этот протест в фракционной верхушечной борьбе. С началом мирового экономического кризиса в развитых странах пошли масштабные протестные движения вроде Occupy WaLL Street в США или российской Болотной. Ключевым вопросом этих движений была политическая монополия правящих олигархий, которая обрекала городской средний класс на обнищание и лишало общество альтернативных сценариев развития. Однако изоляция этих движений в социальном гетто среднего класса столиц позволила властям сравнительно легко справиться с ним. Третьей стадией нараставшего политического кризиса стало появление так называемых «популистских» коалиций (как левых, так и правых) и их электоральные успехи, которые подрывали закостеневшую партийно-политическую систему развитых стран, создавая угрозу неолиберальному консенсусу истеблишмента. Наконец, восстание «желтых жилетов» во Франции, похоже, отмечает четвертую, наиболее острую, фазу кризиса политической машины неолиберальных государств.
«Желтые жилеты» поставили в повестку дня революцию. Без кавычек и без цветных эпитетов. Это движение вышло за пределы больших городов, превратившись в субъект воссоздания гражданской нации. Оно отказалось признавать выстроенную и контролируемую правящим классом политическую систему с ее партиями, институтами, медийными инструментами и т.д.
Вместе с тем, восстание «жилетов» бросает вызов канонизированной левыми схеме социальной революции, основанной на русской революции 1917 года. «Жилеты» гораздо больше напоминают о Великой революции 1789-1793 гг., когда пружиной перемен был не дистиллированный пролетариат, а широкая социальная коалиция – «третье сословие». Неолиберальная эпоха, раздавившая коллективную идентичность рабочего класса и, вместе с тем, ударившая по интересам средних слоев, как будто специально подготовила условия для повторения этого опыта.
Также, как и в конце 18-го столетия, «жилеты» выдвинули повестку «прогрессивного национализма», когда социальные и демократические требования увязываются с необходимостью восстановления национального государства, как демократического пространства народного суверенитета. Наконец, французское восстание отказывается размещаться в существующем политическом пространстве, выдвигая (пусть пока относительно абстрактную) программу радикальной политической демократизации: требование «шестой республики» во Франции, идея проведения постоянных референдумов по ключевым вопросам, полное отрицание президентского абсолютизма и консервативных форм французской государственности, отказ от партийных форм представительства. Текущий кризис важен и еще в одном аспекте: он развивается в нарушение электоральных циклов, которые десятилетиями синхронизировали общественную жизнь с избирательными кампаниями.
2019 год станет годом, когда французский опыт «желтых жилетов» станет распространяться по планете, обогащаясь новыми национальными формами, расширяя свою повестку и вырабатывая собственную программу перемен. Ключевой момент, который может изменить все правила игры и само течение исторического времени, превратив едва заметный исторический дрейф в грозный поток перемен – это создание новыми социальными силами собственного политического инструментария. Как Великая французская революция 18-го столетия стала необратимой в тот момент, когда депутаты Третьего сословия ушли в Зал для игры в мяч, так и сегодня «желтым жилетам» во Франции и по всему миру нужен свой «Зал», и свой «Конвент», принимающий решения. И все это может появиться (а может и не появиться) в 2019 году.
Политическая и социальная динамика 2019 года будет определяться соотношением двух процессов: правящие элиты будут пытаться разрешить нарастающие противоречия через войну, а социальный гнев угнетенных будет искать себе выхода в создании нового политического уровня. Вопрос в том, с какой стороны мы увидим вспышку, яркую, словно «молния, которая исходит от Востока и видна бывает даже до Запада»: со стороны правящего класса, который может ввергнуть нас всех в новую бойню, или со стороны «третьего сословия», которое может открыть новую эпоху в человеческой истории.
Большая проблема в том, что мировое левое движение после 1968 года, а особенно после исторического поражения конца 1980-х сосредоточилось, в основном, на культурной повестке, смирившись со своим бессилием в социально-экономической области. Политика идентичностей и «прогрессивные» культурные требования (феминизм, лгбт, мультикультурализм и т.д.) оказались легко совместимы с крайне либеральной социально-экономической политикой, которая вела к стремительному росту неравенства. В итоге, левые из политических представителей угнетенных превратились в специфическую фракцию правящего класса, отвечающую за идеологию (в ее леволиберальной версии). В результате, в момент острого социального кризиса левые часто оказываются не на стороне социальных низов, требующих перемен, а на стороне правящего истеблишмента.
Аналогичную роль играет и «догматизм» — идейное наследие и традиция, которая делает оторвавшихся от масс левых заложниками собственных культурных паролей. Это касается и российских левых, для которых аналогичную роль играют «большевистские» мантры или подчеркнутый пролетаризм.
Левые должны осознать свое место не в идеологическом театре, а в реальной социальной борьбе. Их задача – не столько борьба с предрассудками, сколько политическая организация растущего протеста, вне зависимости от того, в каком пространстве он развивается. Если острая фаза кризиса еще не наступила, то сколько-нибудь массовая политика проходит через избирательные кампании. Тогда – место левых у избирательных урн. Но ни эти урны, ни вырастающие из них парламентские мандаты — не самоцель. В 2019 году левым нужно вновь научиться быть со своим народом, быть его частью. И, да, наиболее сознательной, передовой и мобилизованной частью народа, вновь выходящего на историческую сцену
Алексей Сахнин
